Гайд-парк (Уголок Оратора)

Игорь Поночевный
6 ч ·

Как я учил логику. В институте логика у нас сдавалась в виде зачета. Преподаватель нас не любил и говорил, что логику мы самостоятельно выучить и сдать не сможем, потому, что это сложно и малопонятно. Учились со мной, в основном, всякие проходимцы менты и фсб-шники, типа Путина, троечники, которые юриспруденцию ненавидели, потому что она их только запутывала и мешала воровать. Для продвижения по службе им было нужно высшее юридическое образование, точнее, не образование, а корочка, диплом. Понятно, что такие типы выучить аристотелеву силлогистику с нуля не могли.

Поэтому педагог сказал так. На зачете вам нужно сдать три темы: понятие, суждение и умозаключение и решить задачки. Вы можете посетить у меня платные уроки. Один урок – 100 рублей. Кто придет на три урока, по числу тем, – получает зачет автоматом. Меня такое предложение ужасно возмутило, я сказал всем в группе, что платить не буду, а сам выучу. Менты надо мной посмеялись и пошли сдавать деньги. Некоторые девочки, которые после школы, тоже попытались сами учить, но у них мало что получилось. Я же купил учебник логики и приступил.

Логика (классическая) мне ужасно нравилась, поскольку была пограничной дисциплиной с философией, которой я тогда тоже увлекся. Изучая логические правила и законы, я вдруг понял, как легко манипулируют сознанием демагоги всякого рода, политические деятели, телевизионные ведущие, журналисты. Зачастую логический вывод они умудрялись делать из одной посылки. Связано это было в основном с тем, с тем, что люди не понимали, что правильный логический вывод связан с формой высказывания, а не с его содержанием. За полгода я довольно быстро навострился. Некоторая сложность возникла с задачами, но у меня была книжка Льюиса Кэрролла Логическая игра, в которой было множество примеров, и приводился остроумный способ их решения. Кэрролл придумал игру с четырехклеточным полем и фишками двух цветов.

Я воспользовался классическим методом решения и стал щелкать эти задачки, примерно как тесты для сдачи на водительские права. Садился в метро, открывал книжку, брал листочки и выписывал: абстрагировался от содержания, искал средний термин, смотрел, где он распределен, отрицательное или утвердительное суждение, применял правил вывода и мгновенно находил решение. Наступил день сдачи зачета. Все, кто оплатил платный курс, получили зачет автоматом. Преподаватель с удивлением, как это мы справимся сами, предложил нам билеты. Я вытащил задание, сел, и за минут пятнадцать все решил. Педагог спросил, как я решаю. Я показал. Он отметил, что я решаю странно, но что все ответы у меня правильные. Мне поставили зачет. Выходя, я увидел, что девчонки не могут справиться с задачами и прошептал им, что буду сидеть в коридоре. Они по очереди выходили в туалет, а логик их легко отпускал, уверенный, что списать это совершенно невозможно. А в коридоре сидел я, и решал им всем задачи. Так я выучил азы классической логики и выручил всю группу.

После зачета я не оставил своего увлечения и занялся изучением разных других логик. Я стал читать тексты по математической логике, заинтересовался модальными логиками, неклассическими логиками, изучал диалектическую логику. Пришло понимание, что каждая логика предназначена для решения конкретных научных задач, какой-то универсальной логики не существует, и даже в рамках классической существуют разные точки зрения на логические законы и правила вывода. Что диалектическая логика служила идеологическим целям. Что математическая логика, самая точная, предназначена для решения узких задач. Поняв, что в обыденном языке модальностей в разы больше, чем импликаций, я понял, что строгие логические законы очень слабо применимы в человеческой коммуникации, махнул рукой и забросил это неблагодарное занятие.

 

Николай Ткаченко
5 мин ·

"Реакции окружающих.

Спойлер

Когда люди хотят правильно реагировать на убеждающее сообщение, но у них нет мотивации или возможности всесторонне обдумать его, можно использовать другой простой прием. Они могут наблюдать реакции других на это сообщение(Saporito, 2005). Например, если бы при таких условиях вы услышали политическую речь и все люди в аудитории вокруг вас реагировали бы на нее с энтузиазмом, то вы вполне могли бы прийти к заключению, что это была хорошая речь, и ваши убеждения изменились бы в соответствующем направлении (Axsom, Yates & Chaiken, 1987). Кроме того, чем больше согласия вы наблюдали бы между членами аудитории, тем с большей вероятностью вы последовали бы их примеру, даже если бы вы первоначально не соглашались с ними (Betz, Skowronski & Ostrom, 1996; Surowiecki, 2004). Именно по этой причине следователей учат говорить подозреваемому «Мы полагаем, что вы виновны», а не «Я полагаю, что вы виновны» (Inbau, Reid, Buckley & Jayne,2001).
Хотя согласие между членами аудитории усиливает влияние их реакций, реакция одного человека на сообщение иногда также может существенно повлиять на реакцию человека, наблюдающего ее.

Следователи, ведущие допрос по уголовным делам, понимают это и часто подкрепляют свои утверждения о виновности подозреваемого, говоря ему, что у них есть свидетель, который согласен с ними. В этой тактике настораживает то, что следователи часто используют ее, когда никакого свидетеля не существует. Дело не только в том, что, по данным социолога Ричарда Лео (Leo, 1996), наблюдавшего 182 случая, в полицейских допросах допускается использование ложных доказательств, но и после предъявления ложных доказательств подозреваемые в большинстве этих случаев признавали свою вину. Возможно ли, что некоторые из этих признаний были сделаны в действительности невиновными подозреваемыми, которые были убеждены в собственной виновности сфальсифицированными доказательствами? И, если это так,каковы могут быть обстоятельства, которые приводят к этой необыкновенно действенной форме убеждения?

Сол Кассин и Кэтрин Кихель (Kassin & Kiechel, 1996) провели исследование, чтобы дать точные ответы на эти вопросы. Они создали ситуацию, в который студенты колледжа, решающие в ходе эксперимента компьютерную задачу, обвинялись исследователем в проступке, который они не совершали.

Исследователи обвиняли их в нажатии на определенную клавишу, которую их просили не трогать, в результате чего были стерты все данные. С расстроенным видом исследователь требовал заверенное подписью признание от студента. Сколько студентов подписывали это признание, несмотря на то что никто не был виновен? Это в значительной степени зависело от двух особенностей исследования.

Во-первых, те люди, которые были когнитивно перегружены, выполняя компьютерную задачу (они должны были обрабатывать информацию в бешеном темпе), с большей вероятностью признавали вину, чем те, кто не был перегружен задачей (83 % в отличие от 62 %). Как мы видели ранее, когда люди вынуждены чувствовать себя озадаченными и неуверенными, они более подвержены влиянию.

Во-вторых, половина студентов слышали, как такой же испытуемый (на самом деле это был помощник экспериментатора) утверждает, будто он видел, что студент нажал запрещенную клавишу. Люди, против которых ложно свидетельствовал очевидец, значительно чаще признавали вину, чем те, кого ни в чем не обвиняли (94 % в отличие от 50 %). Комбинация этих двух факторов была настолько сильной, что те студенты, которые были одновременно перегружены компьютерной задачей и ложно обвинены свидетелем, признавали свою вину в 100 % случаев.

Еще более пугающий аспект психических состояний этих студентов состоял в том, что, очевидно, большинство из них действительно верило своим признаниям. Когда позже они стояли в одиночестве вне лаборатории, к ним подходил другой студент (на самом деле второй помощник экспериментатора), который спрашивал, что произошло. Шестьдесят пять процентов из них отвечали, признаваясь в своей вине этому неизвестному человеку, говоря что-то вроде: «Я нажал не ту кнопку и уничтожил программу». Очевидно, влияние мнения других – даже мнения одного человека – может очень сильно изменить нашу восприимчивость к убеждению, особенно когда сначала нас заставили почувствовать неуверенность в себе."

(с)колектив авторів "Соціальна психологія"

 

ШВВП?